Так в чем же был волшебный рецепт? Совпадение сыграло свою роль: талант и личности членов группы, а также окружавших их людей, определяли каждую деталь коллекций каждого дизайнера. Важным фактором стало и удачное время: в самой Бельгии мода получала значительное финансирование. Но в более широком смысле дизайнеры развивались в десятилетии, которое стало синонимом яркости, креативности и готовности к риску. Все это вместе создало идеальный шторм, который открыл окно в модный климат 1980-х годов и поставил вопрос: возможно ли снова вырастить такой уровень таланта подобным образом?
Мир, далекий от фильтрованных и хэштегами украшенных сфер, в которых работают современные дизайнеры, модный климат 1980-х был пропитан духом бунтарства, анархии и разрушения консенсусов. Молодежная культура, распространившаяся, как лесной пожар, в 60-х и 70-х годах, вывела Лондон на передовую, сделав его культурным центром Европы, сместив Париж. Политически времена были напряженными: Маргарет Тэтчер правила железной рукой, Америка под руководством Рейгана стала финансовой державой, а в Восточной Европе пал коммунизм. Креативная сцена была заряженной энергией.
В Лондоне правили субкультуры. Город обожал независимых креаторов, поощрял молодых людей, готовых рисковать, прокладывать свои собственные пути, объединяя их в бурлящей клубной и музыкальной сцене. В андеграундной сфере зародились такие знаковые журналы, как Dazed & Confused, Blitz и The Face, которые активно формировали лондонскую модную сцену, только начинавшую восприниматься всерьез. Британское правительство внезапно осознало потенциал молодых дизайнеров, предоставляя финансирование, организуя вечеринки и поддерживая индустрию. Сама Тэтчер проводила приемы на Даунинг-стрит, а Неделя моды в Лондоне, которую мы знаем сейчас, набирала обороты, представляя амбициозное поколение выпускников таких учебных заведений, как Royal College of Art, Central Saint Martins и London College of Fashion. В 1980-х годах дизайнерская мода стала финансово устойчивым бизнесом.
Дизайнеры, которые появились в этой плавильной творческой среде, создавали коллекции, отражающие социальные обстоятельства. Наряду с ростом процветания существовал и другой, более мрачный мир. Заголовки газет заполняли социальные беспорядки, террористические акты, забастовки, высокий уровень безработицы и рост числа случаев ВИЧ/СПИДа.
«Возможно, это стимулировало творчество», — сказал Hendrik Opdebeek, глава отдела мужской одежды в знаменитом бельгийском бутике Stijl в Брюсселе. «Негативность, существовавшая в тот период, заставляла людей создавать что-то, чтобы противостоять этому, — создавать свои собственные миры». Мода, как и сейчас, служила средством самовыражения и побега.
Для Antwerp Six эти изменения в модном ландшафте оказались решающими. На международной арене открылась возможность для молодых, экспериментальных талантов. Экономически у компаний были деньги для инвестиций, а политически — нестабильность, которая подсознательно подпитывала творческий потенциал. Лондон, выбранный ими для дебюта, оказался самым открытым из всех. Но изменения заразительны — климат в Антверпене тоже трансформировался.
1981 год стал поворотным моментом для бельгийского модного дизайна. После упадка некогда процветающей льняной промышленности министр экономики Бельгии Willem Clales запустил свой «текстильный план». По инициативе Helen Ravijist, председателя Бельгийского института текстиля и моды, была организована кампания Fashion: It’s Belgian и конкурс Golden Spindle. Эти инициативы были направлены на развитие модной индустрии в Бельгии и поддержку молодых талантливых дизайнеров, чтобы представить их крупным брендам одежды. Именно в этом году большая часть Antwerp Six завершила обучение, вместе со своим другом и коллегой Martin Margiela. Хотя Margiela не присоединился к группе в Лондоне, решив работать с Jean Paul Gaultier в Париже с 1984 года, он остается ключевым представителем того выпуска.
Шестерка+1 неоднократно выигрывала награды на конкурсе Golden Spindle, а их коллекции вызывали большой интерес у бельгийских потребителей.
«Я действительно чувствовала, что тогда существовал дух времени», — сказала Sonja Noel, основательница STIJL и ранний сторонник Шестерки+1.
«В Бельгии у нас были только японские, французские и итальянские дизайнеры. Мне казалось, что должно быть что-то еще, что-то для молодых людей — и ближе к бельгийскому вкусу».
Новое творческое поколение предложило одежду, подходящую как для работы, так и для вечернего выхода.
«Я искала что-то новое, и многие чувствовали то же самое», — продолжает Noel. Анти-гламурный стиль Шестерки+1 мгновенно стал популярным. В отличие от доминирующего в то время стиля power-dressing от Mugler и Montana, их работы выглядели реалистично, при этом их деконструкция гендерных и телесных норм тонко подрывала устоявшуюся парижскую модную систему. Как выразилась Noel, «их уникальность стала классикой».
Если Лондон обязан своим объединением молодых креативщиков клубу Blitz, то Антверпен — Café D’anvers. «Они устраивали грандиозные вечеринки», — вспоминает Nicola Vercraeye, близкий коллега Margiela и владелец единственного монобрендового магазина в Бельгии. «Антверпен буквально излучал креативность. Я ходил на вечеринки в самых сумасшедших нарядах — от Helmut Lang до Jean Paul Gaultier: колготки, кружевные жакеты. Вы можете себе это представить?» Складские вечеринки также способствовали развитию андеграундной сцены. «Мероприятия организовывались студентами Антверпенской академии, и вы о них обязательно узнавали», — рассказывает Opdebeek. «Но дело было не только в вечеринках. Мы просто принадлежали к одному поколению, с одними интересами — было неизбежно, что мы все встретимся».
В самой Академии здоровая конкуренция между дизайнерами только стимулировала развитие таланта. «Это похоже на то, что происходит в спорте», — объясняет Opdebeek. «Если вы из одного поколения, одной страны и занимаетесь одним видом спорта, ваша соревновательная натура стимулирует друг друга. Так же было и с дизайнерами. К тому же, поскольку то, что они создавали, было абсолютно разным, не возникало прямой угрозы. Именно поэтому они становились все сильнее как группа и не беспокоились о том, кто займет первое место».